помыть руки.

Савелов с торжественным видом проводил девушку в ванную комнату. Дом, в котором он жил, был одним из тех, что занимали французские инженеры. В этих домах были очень удобные квартиры, снабженные водопроводом. Водопровод устраивался просто. На чердаке устанавливали большой бак, соединенный трубами с хозяйственными помещениями. Заводские рабочие по утрам обходили французскую колонию, ведрами таскали наверх воду и наполняли баки.

Марина вышла из ванной без косынки, села за стол и даже от угощения не отказалась. Савелов не мог не заметить, что она голодна, был доволен и всячески ухаживал за нею. Сам он почти ничего не ел, только выпил две рюмки коньяку.

— Простите за любопытство, но ваш вид, Марина Фирсовна…

— Я работаю, — угадав вопрос, пояснила она.

— Неужели? Ай-яй-яй, — закачал головой Савелов. — Значит, жизнь не пощадила и вас. Я догадываюсь, как вам трудно. Смерть отца и… все остальное.

Он не договорил, махнул рукой и выпил еще рюмку.

— Марина Фирсовна, позвольте мне говорить откровенно. Вы уже взрослая, и не такое сейчас время, чтобы играть в прятки. Вы знаете, как давно и сильно я вас люблю. Это единственное, что привязывает меня к жизни. Я ничего не требую взамен и не ставлю никаких условий. Я прошу только об одном: уедем отсюда.

Марина сидела, не двигаясь, и смотрела на пальму в зеленой кадке. Нижние листья завяли и беспомощно свесились. Но из середины ствола уже выбивались два новых побега. Они еще не распустились, но уверенно и прямо тянулись вверх. При последних словах Савелова Марина, не сводя глаз с этих молодых побегов, тихо покачала головой.

— Марина! — продолжал Савелов, переходя на трагический полушепот. — Что может держать вас в этом диком таежном краю? Не сегодня завтра сойдутся две враждующие партии — и польется кровь.

— Они уже сошлись, — тихо сказала Марина.

— Я не узнаю вас…

— Авдей Васильевич, — медленно проговорила она. — Покойный Фирс Нилыч оставил у вас сундук.

— Что? — переспросил Савелов. До него еще не дошел смысл сказанных слов, он видел только ее холодное красивое лицо.

— Мой сундук.

— Ах, сундук! — Его лицо исказилось, словно от сильной боли. — Сундук! — с брезгливой усмешкой опять повторил он. — Где-то там, в чулане.

У него дрожали руки. Горлышко бутылки стучало о край рюмки. Коньяк лился на скатерть. Марина взяла полную рюмку и отставила ее в сторону.

— Разрешите мне воспользоваться вашим телефоном?

Он молча указал ей на дверь кабинета.

— Боже мой! Сундук! — бормотал Савелов, словно слепой шаря по столу руками. — Неужели в ней столько мещанского расчета? Боится остаться нищей. Сундук! Какая гадость!

Он нащупал наконец рюмку и быстро выпил. В это время вернулась Марина.

— Марина Фирсовна!

— Оставьте, — сухо сказала она. — Вы же знаете — я не могу полюбить вас.

Он пошатнулся, сгорбившись добрался до дивана и тяжело опустился на него. Несколько минут длилось молчание. Потом Марина подошла и села рядом. Она вспомнила, как вот так же сидела возле умирающего отца, и такая же жалость, как тогда, проникла к ней в душу.

— Не обижайтесь, Авдей Васильевич, — сказала она грустно и ласково. — Я никуда не могу уехать. И вы никуда не уедете, я знаю. Вам надо отдохнуть, и только. Потом вы сами поймете. А если нет, мы вам поможем. На заводе вы не чужой.

У Савелова порозовели щеки. Он приподнялся и сел. Он глядел на Марину с пытливым удивлением, стараясь разобраться в противоречивых чувствах, внезапно охвативших его.

У крыльца послышался стук колес. Марина встала.

— До свиданья, Авдей Васильевич. Я буду навещать вас.

Он не пошевелился, даже не пошел посмотреть, что делают в его доме чужие люди.

Сундук внесли в кабинет Александра Ивановича и поставили на самую середину. Рабочие потоптались около него и ушли. Марина сидела в стороне и молчала. Ключей у нее не было.

— Справимся и без ключей, — сказал Александр Иванович. Позвали Петра Лучинина. Он принес зубило и молоток.

— Такими делами не занимался, — сказал он, примериваясь к замку. — Но можно попробовать.

— Ломайте, — сказала Марина.

Замки никак не поддавались, недовольно звенели, и весь сундук вздрагивал от ударов. Кузнец сопел и в образовавшуюся щель заглянул внутрь. Что в сундуке, его не особенно интересовало, он старался разгадать устройство замков.

— Ударь сбоку, — посоветовал Александр Иванович.

Наконец крышка подалась и со звоном отскочила. Запахло нафталином. Лучинин рассматривал искореженный замок и качал головой. Алексей Миронов, до этого казавшийся равнодушным, вытянул шею. Он сидел за столом, приготовившись делать опись содержимого. Сундук был доверху набит дорогими мехами. Оказалось, что никто из присутствующих не знает не только цены им, но и названий.

— Как писать-то? — спросил Миронов.

— Пиши: пушнина, — подсказал Лучинин. — Там разберутся.

Под мехами нашли две высокие жестяные коробки из-под монпансье. Первая была наполнена десятирублевыми золотыми, во второй оказалось серебро.

— Вот это клад, — прошептал потрясенный кузнец.

— Считать будем или как? — опять спросил Миронов.

Александр Иванович молча глядел на золото, и по его лицу ничего нельзя было прочесть. Оно было непроницаемо. А Марина все так же сидела в стороне и не поднимала глаз. Она хотела, чтобы о ней забыли. Ей было неловко, как будто она была виновата, что отец ее всю жизнь копил деньги.

— Да, купчишка был не промах. — Лучинин взвешивал на широких ладонях тяжелые банки.

Александр Иванович укоризненно покачал головой, указывая глазами на Марину. Лучинин засмеялся:

— Ничего, товарищ Глыбов. Она теперь наша.

Марина согласно улыбнулась, и после этого все почувствовали себя свободнее. Миронов начал составлять акт.

— А невеста-то наша без приданого осталась, — засмеялся Лучинин.

— Не беда, возьмут и такую. — Александр Иванович обнял девушку и, как маленькую, погладил по голове.

Работа по переводу ценностей на ходовую валюту продолжалась два дня. После этого все рабочие получили зарплату. Вместе со всеми получила и Марина свои первые заработанные деньги.

Глава седьмая

Выучка

1

Иван помнил, как когда-то в первый раз робко подошел к пылающей печи и бросил в ее огнедышащую утробу неполную лопату руды. Руда застряла на пороге, не долетев до металла. Видевший это Петух насмешливо сказал:

— Сопляк, каши мало ел.

Потом были годы выучки. И наконец наступил момент, когда Иван взял в руки тяжелую железную ложку и уверенно, натренированным движением опустил ее в ванну. Петух уже не издевался, а поглядывал на молодого сталевара с опасливой завистью.

Но выучка на этом не кончилась. Сейчас перенятого у старших опыта оказалось мало. Как и в первый день, Иван с волнением глядел на льющийся поток стали и не знал, что